– Прагу?

– Нет, Лидс.

– К сожалению, нет. Я родилась в Шропшире.

– А где вы живете сейчас?

– Париж, – коротко ответила я. Возможно, кто-то другой гордился бы тем, что обитает в таком прославленном месте, но мне было досадно даже признаваться в этом.

– Париж, – повторил он деловым тоном.

«Казанова перенял свою отвратительную привычку повторять все, что слышит, именно от людей», – подумала я.

Между тем мой собеседник продолжал допрос:

– А та ваша приятельница из Англии, где живет она?

Я удивилась и посмотрела на Ирен. Она потягивала ядовито-зеленый пунш и разговаривала с каким-то высоким джентльменом в темных очках. У него была старомодная длинная седая борода, как у ветхозаветных пророков или поэтов начала века. Когда она успела познакомиться с этим подозрительным типом?

– Не знаю, – снова пришлось соврать мне. – Я познакомилась с леди Шерлок совсем недавно.

– Леди Шерлок, – повторил мужчина. Казалось, он очень доволен. – Никогда не слышал такой фамилии, хотя по долгу службы изучил генеалогический справочник английской аристократии вдоль и поперек.

Я растерялась. Когда не знаешь, что ответить, задавай вопрос – этой уловке меня научила Ирен.

– По долгу службы, сэр? – подхватила я.

Мужчина кивнул, изловчившись не выронить при этом монокль. Видимо, он уже давно носил его.

– Никто так не интересуется генеалогией, как банкиры. Вы не знаете, из какого графства родом эта леди?

– Откуда мне знать, сэр? Ведь я сказала вам, что встретила ее недавно.

На его глупом лице появилась смущенная улыбка.

– Я адвокат, мисс Хаксли. По правде говоря, я никогда не был женат, а сейчас уже стар для этого. Но должен признаться, что ваша прелестная знакомая привлекла мое внимание. Вы не знаете, свободно ли ее сердце?

– Разумеется, не знаю! А даже если бы знала, вряд ли стала бы рассказывать об этом всем, кто имеет дерзость спрашивать.

Он пристально посмотрел на меня:

– Мы ведь оба англичане, мисс Хаксли. И, оказавшись в чужой стране, должны заботиться друг о друге. В такой ситуации не обязательно соблюдать правила этикета.

– Правила этикета обязательны всегда и для каждого, кто хорошо воспитан. – Я постаралась произнести свою отповедь как можно более высокомерно.

Мистер Хемпшир сделал шаг назад и поклонился, сверкнув голубым моноклем:

– В таком случае примите мои извинения.

– С радостью, сэр, – ответила я возмущенным тоном.

Мой непрошенный собеседник удалился. Поскольку он был одет так же, как большинство мужчин на балу, – полосатые брюки и сюртук-визитка, – разглядеть его среди них мне не удалось. Он просто растворился в толпе.

У меня пылали щеки, и я раскрыла веер – глупую вещицу из белых перьев, украшенную бантиками розового и вишневого цветов.

Не прошло и минуты, как рядом со мной появился еще один мужчина. Это был Годфри. Он выглядел слегка разгоряченным после танца.

– Ирен злодейка, – взволнованно объявил он.

– Единственная злодейка здесь – Татьяна. Как дела у Клотильды?

– Как тебе сказать… Со дня свадьбы и коронации ее ни разу не приглашали танцевать. С тех прошло много долгих месяцев. Кажется, план Ирен работает. Стоило мне отойти от королевы, как ее осмелился пригласить на следующий вальс граф из Моравии. Если Вилли обладает хоть каким-то здравым смыслом, он будет уделять своей жене больше внимания.

– Ну, значит, она обречена всю жизнь оставаться без внимания, – саркастически заметила я. – Хотя, должна признать, пока ты с ней танцевал, король не спускал с вас глаз.

– Вот видишь! Ревность творит чудеса и идет на пользу самоуверенным супругам – например, Ирен. Кстати, где она?

– Разговаривает с каким-то не известным мне мужчиной возле обеденного стола.

– Вот дьявол!

– Так кто же тут у нас самоуверенный супруг?

Годфри засмеялся. Он явно был приятно удивлен.

– Ты становишься тонким критиком, Нелл. Тебе это идет.

– Да, критика идет мне больше, чем это вишневое платье, – проворчала я.

– Оно очень красивое, – возразил Годфри.

– Но слишком уж броское. Хороший шпион должен быть незаметным.

– Ирен никогда не мешали яркие наряды.

– Это правда, – признала я, окинув взглядом зал.

Тем вечером мне нужно было следить за многими людьми: Татьяной, королем, Ирен, Годфри, королевой, не говоря уже о менее важных фигурах вроде незнакомца, что говорил со мной, и того мужчины в темных очках, с которым беседовала Ирен, и доктора Уотсона возле чаши с пуншем, и… Возле чаши с пуншем стоит доктор Уотсон!

– Нелл, ты так сильно вцепилась мне в рукав, что вот-вот порвешь его, – предупредил меня Годфри, – а ведь этот пиджак сшил для меня портной барона Ротшильда. Он стоит целое состояние.

– Сейчас не время переживать по пустякам! – бросила я резким шепотом и разжала пальцы. – Я только что видела доктора Уотсона! Он стоял около чаши с пуншем!

– Чаши с пуншем? Доктор Уотсон? Какой доктор Уотсон? – Годфри повернулся и начал открыто озираться по сторонам, пытаясь увидеть того, о ком я говорила.

Мне пришлось снова ухватиться за его рукав и больно ущипнуть его за руку.

– Тот самый доктор Уотсон. Не смотри в ту сторону! Ты слишком откровенно глазеешь! Ирен всегда ругает меня за это.

Годфри потер помятый рукав или, скорее, руку под ним. Не зря я столько лет была гувернанткой – мне отлично удается усмирять своих воспитанников.

– Действительно, Нелл! Но у нас есть проблемы поважнее, чем доктор Уотсон, если это и правда он.

Этот несносный человек – я говорю о докторе Уотсоне, не о Годфри – медленно двигался по залу. Пока мы говорили, Годфри как бы случайно обошел вокруг меня и смог незаметно оглядеть весь зал.

Он замер на секунду, потом повернулся ко мне, встав спиной к доктору Уотсону, который как раз вглядывался в толпу, словно пытаясь кого-то найти.

– Это в самом деле он, Нелл. Он стоит сейчас возле музыкантов. Что ему тут нужно?

– Разве это важно? – прошипела я. – Как ты не понимаешь: если доктор здесь, значит, тот самый господин тоже где-то неподалеку!

– Необязательно. У доктора Уотсона может быть своя жизнь.

– Да, но Шерлок Холмс одержим тайнами, ему постоянно необходимо чем-то занимать свой ум. Поверь мне, Годфри, у таких людей не бывает личной жизни. А уж отправиться в другой конец Европы его может заставить только расследование какого-нибудь гнусного дела. И если доктор Уотсон снова обитает с Холмсом под одной крышей, как и прежде, то личной жизни нет и у него. Что же нам делать? Он видел нас раньше и, может быть, уже заметил нас сегодня.